Иосиф Флавий. Иудейская война
Предисловие автора
1. Иудейская война с римлянами, превосходящая не только нами пережитые, но почти все известные в истории войны между государствами и государствами и между народами и народами, до сих пор описана была в духе софистов и такими людьми, из которых одни, не будучи сами свидетелями событий, пользовались неточными, противоречивыми слухами, другие же, хотя и были очевидцами, искажали факты либо из лести к римлянам, либо из ненависти к евреям, вследствие чего их сочинения заключают в себе то порицание, то похвалу, но отнюдь не действительную и точную историю. А потому я, Иосиф, сын Маттафии, еврей из Иерусалима и из священнического рода, сам воевавший сначала против римлян и служивший невольным свидетелем всех позднейших событий, принял решение дать народам Римского государства на греческом языке такое же описание войны, какое я раньше составил для варваров внутренней Азии на нашем родном языке.
2. Римское государство изнемогало от внутренних неурядиц, когда началось это, как уже было замечено, в высшей степени знаменательное движение. Иудеи же, стремясь тогда к созданию нового положения вещей, воспользовались тогдашними беспорядками для восстания; они были так богаты боевыми силами и денежными средствами, что надеялись даже завладеть частью Востока, которую римляне вследствие многочисленных смут считали для себя чуть ли не потерянной. Иудеев, кроме того, окрыляла надежда, что их соплеменники из-за Евфрата примкнут массами к их восстанию; римляне же, напротив, были заняты усмирением соседних галлов, да и кельты заставляли беспокоиться. Наконец, после смерти Нерона все пришло в волнение; многие, пользуясь благоприятным случаем, пытались завладеть престолом; войско в то же время в надежде на добычу жаждало перемены в правлении. Я считаю недостойным умолчать о таких важных событиях и в то время, когда парфяне, вавилоняне, отдаленные народы, наши соплеменники по ту сторону Евфрата и адиавины, благодаря моим трудам, подробно ознакомились с причинами, многочисленными превратностями и конечным исходом той войны, - чтоб рядом с ними оставить в неведении тех греков и римлян, которые в войне не участвовали, и предоставить им довольствоваться чтением лицемерных и лживых описаний.
3. Писатели берут на себя смелость называть эти описания историей, хотя последние, кроме того что не дают ничего здравого для ума, но, на мой взгляд, не достигают даже своей цели. Желая рельефнее выставить величие римлян, они стараются на каждом шагу унизить и умалить иудеев; и они даже не спрашивают себя - каким образом победители ничтожных противников могут казаться великими. С другой стороны, они не принимают во внимание ни долгой продолжительности войны, ни многочисленных потерь римского войска, ни, наконец, величия полководцев, которые, по моему мнению, теряют свою славу, если завоевание Иерусалима, доставшееся им в поте лица, не было вовсе таким особенным геройским подвигом.
4. Мое намерение, однако, ни в коем случае не состоит в том, чтобы в противоположность тем, которые превозносят римлян, преувеличить деяния моих соотечественников; нет, я хочу в точности рассказать обо всем, что действительно происходило в обоих лагерях. Вспоминая о происшедшем и давая скорбное выражение чувствам, возбуждаемым во мне бедствиями, постигшими мою отчизну, я этим удовлетворяю только внутреннюю потребность моей наболевшей души. Что именно только внутренние раздоры ввергли отечество в несчастье, что сами иудейские тираны были те, которые заставили римлян против собственной воли дотронуться руками до священного храма и бросить головню в него, - этому свидетель разрушитель его, император Тит, который во все время войны обнаруживал жалость к народу, подстрекаемому бунтовщиками, несколько раз откладывал наступление на город и нарочно продлил осаду, дабы дать виновникам время одуматься. Если кто-либо захочет упрекнуть меня в том, что я выступаю в тоне обвинителя против тиранов и их разбойничьей шайки или что я изливаю свое горе над несчастьем моей отчизны, то да простит он мне это отступление от законов историографии, являющееся следствием моего душевного настроения; ибо из всех городов, покоренных римлянами, ни один не достиг такой высокой степени благосостояния, как наш город; но ни один также не упал так глубоко в бездну несчастья; да никакое несчастье от начала мира, кажется мне, не может быть сравнимо с тем, которое постигло иудеев; и виновником его не был кто-либо из чужеземцев. Как же после этого можно подавить мои вопли и сетования! Если же найдется такой суровый критик, в сердце которого не зашевелится ни малейшее чувство сожаления, то пусть он факты отнесет к истории, а жалобные вздохи - на счет автора.
5. Скорее, однако, я бы мог предпослать укор эллинским историкам. Они, ввиду таких важных, лично пережитых событий, рядом с которыми войны прежних времен должны казаться весьма незначительными, не перестают все-таки высказывать свои суждения об этих последних, перетолковывая на всякие лады прежних писателей, которых хотя и превосходят красноречием, но никак не достигают по серьезности задачи. Так, например, они пишут историю ассирийцев или мидян, как будто она древними историками еще недостаточно изложена; а между тем как уступают они последним и в силе изложения и по отношению к цели, ими руководившей. Каждый из этих последних старался описывать события, происходившие как бы перед глазами, когда современность автора с описанными им фактами могла служить гарантией достоверности изложения, а ложные сообщения могли быть всенародно опровергнуты очевидцами. Спасти от забвения то, что еще никем не рассказано, и сделать достоянием потомства события собственных времен - вот что похвально и достославно; нельзя, однако, называть истым тружеником того, который изменяет план и порядок чужого труда; а того, который, воспроизводя новое, дотоле неизвестное, самостоятельно воздвигает памятник исторический. Я, хотя чужестранец, не щадил никаких трудов и затрат, чтобы быть в состоянии предложить эллинам, а также варварам историю совершившихся событий; между тем как чистокровные эллины там, где дело касается наживы или какого-нибудь судебного процесса, сейчас делаются удивительно разговорчивыми и развязными, но лишь только потребуется от них написать историю, где приходится сказать правду и с большим трудом собрать фактические данные, - уста их вдруг замыкаются, и они предоставляют это делать другим, менее способным и незнакомым с делами полководцев. У нас-то высоко почитается историческая правда, между тем как у эллинов к ней относятся с пренебрежением.
6. Описать древнюю историю иудеев и рассказать, какого они происхождения, каким образом они вышли из Египта, через какие страны они прошли на пути странствования, каким образом они потом рассеялись, я считаю теперь несвоевременным и, кроме того, излишним, так как еще до меня многие иудеи написали точную историю своих предков, а некоторые эллины, переводя их сочинения на свой родной язык, дали нам об этой истории в общем довольно верное представление. Мой рассказ я хочу начать с того, на чем остановились те историки и наши пророки. Но и здесь я имею в виду более обстоятельно и со всевозможной точностью рассказать собственно о той войне, которую лично пережил, а событиям предшествовавших мне времен сделать лишь сжатый и беглый обзор.
7. Таким образом, я расскажу, как Антиох, по прозванию Светлейший (Эпифан), завоевал Иерусалим и после трех лет и шести месяцев владычества был изгнан из страны сынами Хасмоная; как потомки последних, разъединившись между собой из-за господства, дали повод ко вмешательству римлян и Помпея в дела страны; как затем Ирод, сын Антипатра, при помощи Сосия положил конец их господству; как после смерти Ирода, в царствование Августа и при правителе страны Квинтилии Варе, восстал народ; как на 12-м году царствования Нерона началась война, что произошло при Цестии и на какие места иудеи в начале войны нападали с оружием в руках.
8. После будет сообщено, как они укрепляли пограничные города; как Нерон после поражения Цестия, считая государство в опасности, поручил Веспасиану руководительство над войной; как этот со своим старшим сыном вторглись в страну иудеев; как велико было римское войско; сколько из пришедших ему на помощь союзников было перебито по всей Галилее и как он частью силой, частью благодаря добровольной сдаче привел под свою власть города этой области. Затем я изображу образцовый порядок у римлян во время войны и дисциплину легионов; дальше - величину и природу обеих частей Галилеи, границы Иудеи, особенности страны, ее озера и источники; наконец, судьбу каждого покоренного города в отдельности - все это я тщательно изображу так, как я это знаю из собственных наблюдений или сообщенных сведений. Даже о собственных своих приключениях я не умолчу, имея в виду, что обращаюсь со своим рассказом к таким лицам, которые знакомы с обстоятельствами дела.
9. Дальше следует рассказ о том, как в то время, когда положение иудеев сделалось уже критическим, умер Нерон, а Веспасиана, выступившего было тогда против Иерусалима, отвлекло от поля военных действий полученное им царское достоинство; о предзнаменованиях, предвещавших ему это; о переменах, происшедших в Риме, и о том, как Веспасиан при всем своем сопротивлении был провозглашен солдатами императором; как тогда, после его отъезда в Египет, где он хотел привести в порядок государственные дела, начались раздоры между иудеями, возвысились над ними тираны и как последние взаимно враждовали между собой.
10. Затем я расскажу, как вернулся Тит из Египта и вновь напал на страну; каким путем, где и в каком количестве он собрал свое войско; какие внутренние распри господствовали в городе, когда Тит к нему подступил; сколько раз он штурмовал его, сколько валов он соорудил. Дальше я опишу объем и величину трех иерусалимских стен, сильные укрепления города, план святилища и храма, размер строений и алтаря - все с величайшей точностью; также - некоторые праздничные обычаи, семь очищений и богослужение когенов; кроме того, я опишу еще облачения последних и первосвященника, внутреннее устройство Святая Святых в храме, ничего не скрывая и ничего не прибавляя к тому, что лично изучал.
11. Вслед за тем я расскажу, как жестоко обращались тираны со своими же соотечественниками; с другой же стороны - как снисходительны были к чужеземцам римляне и как часто Тит, желавший спасти город и храм, вызывал бунтовщиков на миролюбивое соглашение; также я последовательно изложу все те бедствия и страдания, которые до окончательного покорения города переносил народ от войны, внутренних сумятиц и голода. При этом я не умолчу ни о несчастной судьбе перебежчиков, ни о казни пленников и дальше сообщу, как храм, против воли и желания императора, сделался добычей пламени; какие из храмовых сокровищ были спасены от огня; об окончательном покорении города и о предшествовавших ему знамениях и чудесах; после следует описание пленения тиранов, количества проданных в рабство людей, их различных судёб, как после всего этого римляне подавили последние остатки вооруженного сопротивлёния в стране и разрушили все укрепления и, наконец, как Тит, объехав всю страну и умиротворив ее, возвратился в Италию и отпраздновал свою победу.
12. Все это, избегая основательного повода к порицаниям и обвинениям со стороны лиц, фактически знакомых с делом и бывших очевидцами войны, я описал в семи книгах для ищущих правды, а не только одного развлечения. Итак, начну свой рассказ, предпосылая каждой главе указание ее содержания. Императорская династия, правившая в Риме в 69--96 гг.
ВЕСПАСИАН, Тит Флавий
Римский император в 69--79 гг. Родоначальник династии Флавиев. Род. 17
ноя. 9 г. Умер 24 июня 79 г.
Веспасиан происходил из незнатного рода Флавиев. Дед его был
центурионом или даже простым солдатом в армии Помпея. Выйдя в отставку, он
нажил состояние сбором денег на распродажах. Тем же занимался и отец его,
который был сборщиком налогов в Азии. Дело это принесло ему не только
богатство, но и славу -- многие города воздвигли статуи в его честь с
надписью: "Справедливому сборщику". Род его матери был гораздо более
известным, и прозвище свое Веспасиан получил от деда с материнской стороны
Веспасия Поллиона, трижды войскового трибуна и начальника лагеря.
Будущий император родился в земле сабинов, недалеко от Реате, а детство
провел в имении своей бабки близ Козы в Эрутрии. Службу свою он начал еще
при Тиберии войсковым трибуном во Фракии и проходил ее быстро и успешно:
после квестуры ему были даны в управление Крит и Кирена, затем он избирался
эдилом, а в 39 г. получил претуру. Будучи эдилом, он, говорят, плохо
заботился об очистке улиц, так что рассерженный Гай Калигула однажды велел
солдатам навалить ему грязи за пазуху сенаторской тоги. Возможно, урок этот
пошел на пользу, так как в бытность претором Веспасиан не упускал ни одного
случая угодить Калигуле: в честь его германской "победы" он предложил
устроить игры вне очереди, а после казни Лепида и Гетулика потребовал
бросить их тела без погребения. Калигула удостоил его приглашением к обеду,
а Веспасиан произнес перед сенатом благодарственную речь. Тем временем он
женился на Флавии Доми-цилле, от которой имел всех своих детей. Когда же
жена умерла, Веспасиан снова взял к себе свою бывшую наложницу,
вольноотпущенницу Цениду, и она жила с ним как законная жена, даже когда он
стал уже императором.
Боевую славу Веспасиан приобрел в правление Клавдия. Сначала он служил
легатом легиона в Германии, а потом, в 43 г., был переведен в Британию, где
участвовал в тридцати с лишком боях с неприятелем, покорил два сильных
племени, более двадцати городов и остров Уайт. За это он получил
триумфальные украшения, понтификат и авгурство, а в 51 г. -- консульство.
Затем, опасаясь Агриппины, жены Клавдия, которая преследовала его за дружбу
с Нарциссом, он удалился от дел и десять лет прожил на покое, не занимаясь
никакими общественными делами. В 61 г., уже при Нероне, он получил в
управление Африку, которой, по одним сведениям, управлял честно и с большим
достоинством, а по другим -- напротив, очень дурно. Во всяком случае,
вернулся он из провинции, ничуть не разбогатев, потерял доверие заимодавцев
и вынужден был все свои имения заложить старшему брату, а для поддержания
своего положения заняться торговлей мулами. За это в народе его называли
"ослятником". Нерон поначалу обласкал Веспасиана и взял его с собой в
поездку по Греции. Но после того, как Веспасиан заснул во время выступления
императора, его постигла жестокая немилость: Нерон запретил ему не только
сопровождать себя, но и приветствовать. Веспасиан удалился на покой в
маленький городок, где жил в безвестности и страхе за свою жизнь, пока вдруг
не получил неожиданно провинцию и войско: в 66 г. Нерон поручил ему подавить
восстание в Иудее. Война здесь приняла необычайно широкий размах, и для
победы требовалось большое войско и сильный полководец, которому можно было
бы доверить такое дело без опасения; и Веспасиан оказался избран как человек
испытанного усердия и немало не опасный по скромности своего рода и имени. И
вот, получив вдобавок к местным войскам еще два легиона, он отправился в
Иудею (Светоний: "Веспасиан"; 1--5).
В Антиохии Веспасиан принял под свое командование армию и стянул
отовсюду вспомогательные войска. Свой поход он начал в 67 г., понимая, что
ему предстоит изнурительное и опасное предприятие. Иудеи не рисковали биться
с легионами в открытом поле, но укрылись за стенами городов и защищались с
чрезвычайным упорством. Прежде всего из Птолемаиды римляне вторглись в
Галилею и после тяжелой осады взяли Иотапату, большой и хорошо укрепленный
город на побережье. Все его население было предано поголовному истреблению.
Яффу захватили сходу, а Тивериада сдалась без боя. Жители Тарихеи пробовали
оказать сопротивление, однако город их был взят с первого приступа.
Веспасиан поначалу обещал пленным жизнь и свободу, но потом передумал. Всех
пришлых иудеев он отправил в Ти-вереаду, около тысячи было казнено и еще до
сорока тысяч продано в рабство (Флавий: "Иудейская война"; 3; 2, 7, 9, 10).
Расположенная неподалеку Гамала оборонялась с отчаянным упорством. Захватив
в конце концов город, римляне перебили в нем даже грудных детей. После этого
вся Галилея признала римское господство (Флавий: "Иудейская война"; 4; 1,
6).
Этот поход принес Веспасиану громкую славу и популярность в армии.
Действительно, в первых же сражениях он показал исключительную отвагу, так
что при осаде Иотапаты сам был ранен камнем в колено, а в щит его вонзилось
несколько стрел (Светоний: "Веспасиан"; 4). На марше Веспасиан обычно сам
шел впереди войска, умел выбрать место для лагеря, днем и ночью помышлял о
победе над врагами, а если надо, разил их могучей рукой, ел, что придется,
одеждой и привычками почти не отличался от рядового солдата, -- словом, если
бы не алчность, его можно было бы счесть за римского полководца древних
времен (Тацит: "История"; 2; 5).
Между тем в 68 г. получены были известия о волнениях в Галлии и о том,
что Виндекс с туземными предводителями отпал от Нерона. Эти известия
побудили Веспасиана поспешить с окончанием войны, ибо он уже прозревал
будущие междоусобицы и опасное положение всего государства и думал, что в
состоянии будет освободить Италию от ужасов, если раньше водворит мир на
Востоке. Весной он двинулся вдоль Иордана и разбил лагерь под Иерихоном.
Отсюда он разослал отряды в разные стороны и покорил все окрестные города и
селения. Он готов был уже приступить к осаде Иерусалима, когда узнал о
самоубийстве Нерона. Тогда Веспасиан сменил свою тактику и отсрочил
выступление, дожидаясь, какой оборот примут события. Томимый положением
всего государства, ожидающий потрясений римской державы, он с меньшим
вниманием относился уже к войне с иудеями и, страшно озабоченный судьбой
своего собственного отечества, считал нападение на чужих несвоевременным.
Между тем гражданская война в Италии разгоралась. Объявленный императором
Гальба был открыто умерщвлен на римском форуме, и вместо него провозглашен
императором Отон, который в свою очередь воевал с Вителли-ем и, разбитый им,
сам лишил себя жизни. В апреле 69 г. императором стал Вителлий.
Веспасиан последовательно признал всех троих и при каждом перевороте
приводил свои легионы к присяге на верность новому прин-цепсу. Хотя он умел
повиноваться так же, как и повелевать, все же известия о бесчинствах
вителлианцев в Риме привели его в негодование. Вителлия он от души презирал
и считал недостойным престола. Будучи проникнут самыми мучительными мыслями,
он чувствовал тягость своего положения как покорителя чужих земель, в то
время как его собственное отечество погибало. Но как не побуждал его гнев к
мщению, мысль о его удаленности от Рима, а также о мощи германских легионов,
на которые опирался Вителлий, удерживала его. Между тем военачальники и
солдаты на своих товарищеских сходках открыто совещались о перемене
правления, и все громче раздавалось требование провозгласить Веспаси-ана
императором (Флавий: "Иудейская война"; 4; 8--10).
Первыми присягнули Веспаси-ану 1 июля 69 г. Александрийские легионы.
Едва весть об этом дошла до Иудеи, как солдаты, сбежавшиеся к шатру
Веспасиана, радостно приветствовали его как императора. Тут же на сходке ему
присвоили титулы Цезаря, Августа и все прочие звания, полагающиеся
прин-цепсу. Сам Веспасиан в этих новых и необычных обстоятельствах оставался
таким же, как прежде -- без малейшей важности, без всякой спеси. Он
обратился к войску с несколькими словами, по-солдатски простыми и суровыми.
В ответ со всех сторон раздались громкие крики ликования и преданности.
Радостный подъем охватил также легионы, стоявшие в Сирии. Командовавший ими
Лициний Муци-ан тотчас привел их к присяге Вес-пасиану. Еще до июльских ид
присягу принесла вся Сирия. К восстанию примкнули Сохем со своим царством и
находившимися под его властью немалыми боевыми силами, а также Антиох
--самый крупный из местных, подчиненных Риму царьков. Все приморские
провинции, вплоть до границ Азии и Ахайи, и все внутренние, вплоть до Понта
и Армении, присягнули на верность новому императору.
Подготовку к войне Веспасиан начал с того, что набрал рекрутов и
призвал в армию ветеранов; наиболее зажиточным городам поручили создать у
себя мастерские по производству оружия, в Антиохии начали чеканить золотую и
серебряную монету. Эти меры спешно проводились на местах особыми доверенными
лицами. Веспасиан показывался всюду, всех подбадривал, хвалил людей честных
и деятельных, растерянных и слабых наставлял собственным примером, лишь
изредка прибегая к наказаниям. Он роздал должности префектов и прокураторов
и назначил новых членов сената, в большинстве своем людей выдающихся, вскоре
занявших высокое положение в государстве. Что до денежного подарка солдатам,
то на первой же сходке было объявлено, что он будет весьма умеренным, и
Веспасиан обещал войскам за участие в гражданской войне не больше, чем
другие платили им за службу в мирное время: он был непримиримым противникам
бессмысленной щедрости по отношению к солдатам, и поэтому армия у него
всегда была лучше, чем у других. К парфянам и в Армению были посланы легаты,
и были приняты меры к тому, чтобы после ухода легионов на гражданскую войну
границы не оказались незащищенными. Тит, сын Веспасиана, остался в Иудее,
сам он решил отправиться в Египет, -- было решено, что для победы над
Вителлием хватит лишь части войск и такого командующего, как Муциан, а также
славы, окружавшей имя Веспасиана (Тацит: "История"; 2; 79--82).
Итак, Муциан двинулся в Италию, а Веспасиан отплыл в Египет. Он считал
делом первостепенной важности обеспечить за собой эту провинцию, так как,
во-первых, он таким образом брал под свой контроль подвоз хлеба в Рим, а
во-вторых, оставлял себе место для отступления в случае поражения. Титу было
поручено окончание Иудейской войны (Флавий: "Иудейская война"; 4; 10).
Веспасиан провел в Александрии конец зимы и всю весну 70 г. Тем
временем Муциан взял Рим. Вителлий был убит, сенат, все провинции и легионы
присягнули на верность Веспасиану.
Возвратившись летом 70 г. в Италию, Веспасиан прежде всего навел
порядок в армии, так как солдаты дошли до совершенной распущенности: одни --
возгордившись победой, другие -- озлобленные бесчестием. Многих солдат
Вителлия Веспасиан уволил и наказал, но победителям тоже ничего не спускал
сверх положенного, и даже законные награды им выплатил не сразу. Он не
упускал ни одного случая навести порядок. Один молодой человек явился
благодарить его за высокое назначение, благоухая ароматами, -- он
презрительно отвернулся и мрачно сказал ему: "Уж лучше бы ты вонял
чесноком!" -- а приказ о назначении отобрал.
Столица после последней гражданской войны была обезображена пожарами и
развалинами. Капитолийский холм, где располагались древнейшие храмы Рима,
выгорел дотла. Веспасиан позволил каждому желающему занимать и застраивать
пустые участки, если этого не делали владельцы. Приступив к восстановлению
Капитолия, он первый своими руками начал расчищать обломки и выносить их на
собственной спине. Высшие сословия поредели от бесконечных казней и пришли в
упадок от давнего пренебрежения. Чтобы их очистить и пополнить, он в 73--74
гг., будучи цензором, произвел смотр сенату и всад-ничеству, удалил негодных
и включил в списки самых достойных из италиков и провинциалов.
После того как Тит взял Иерусалим и завершил Иудейскую войну, в 71 г.
был отпразднован триумф. За годы правления Веспасиа-на Ахайя, Ликия, Родос,
Византий, Самос вновь потеряли свободу, а горная Киликия и Комма-гена, ранее
находившиеся под властью царей, были обращены в провинции.
С первых дней правления и до самой смерти Веспасиан был доступен и
снисходителен. Свое былое низкое состояние он никогда не скрывал и часто
даже выставлял напоказ. К наружному блеску он никогда не стремился, и даже в
день триумфа, измученный медленным и утомительным шествием, не удержался,
чтоб не сказать:
"Поделом мне, старику: как дурак захотел триумфа, словно предки мои его
заслужили или сам я мог о нем мечтать!" Трибунскую власть и имя отца
отечества он принял лишь много лет спустя, хотя консулом за время своего
правления был восемь раз, а цензором -- один. Он был первым из принцепсов,
кто снял охрану у дверей своего дворца, а обыскивать приветствующих его по
утрам он перестал еще во время междоусобной войны. Находясь у власти,
вставал он всегда рано, еще до света, и прочитывал письма и доклады от всех
чиновников; затем впускал друзей и принимал приветствия, а сам в это время
одевался и обувался. Покончив с текущими делами, он совершал прогулку и
отдыхал с какой-нибудь из наложниц: после смерти Цениды у него их было
много. Из спальни он шел в баню, а потом к столу: в это время, говорят, был
он всего мягче и добрее, и домашние старались этим пользоваться, если имели
какие-нибудь просьбы. За обедом, как всегда и везде, был он добродушен и
часто отпускал шутки: он был большой насмешник, но слишком склонный к
шутовству и пошлости, доходившей даже до непристойности. Тем не менее
некоторые его шутки были очень остроумны. Говорят, одна женщина клялась, что
умирает от любви к нему, и добилась его внимания: он провел с ней ночь и
подарил ей 400 000 сестерциев, а на вопрос управителя, по какой статье
занести эти деньги, сказал: "За чрезвычайную любовь к Веспасиану".
Вольности друзей, колкости стряпчих, строптивость философов мало его
беспокоили. Обиды и вражды он никогда не помнил и не мстил за них. Никогда
подозрение или страх не толкали его на расправу. Ни разу не оказалось, что
казнен невинный -- разве что в его отсутствие, без его ведома или даже
против его воли. Никакая смерть его не радовала, и даже над заслуженной
казнью случалось ему сетовать и плакать. Единственное, в чем его упрекали
справедливо, это сребролюбие. Мало того, что он взыскал недоимки, прощенные
Гальбою, наложил новые тяжелые подати, увеличил и подчас даже удвоил дань с
провинций, -- он открыто занимался такими делами, каких стыдился бы и
частный человек. Он скупал вещи только затем, чтобы потом распродавать их с
выгодой; он без колебания продавал должности соискателям и оправдания
подсудимым, невинным и виновным без разбору. Даже нужники он обложил
налогом, и когда Тит упрекал отца за это, взял монету из первой прибыли,
поднес к его носу и спросил, воняет ли она. "Нет", -- ответил Тит. "А ведь
это деньги с мочи", -- сказал Веспасиан. Впрочем, многие думают, что жаден
он был не от природы, а из-за крайней скудости государственной и
императорской казны: в этом он сам признался, когда в самом начале правления
заявил, что ему нужно сорок миллиардов сестерциев, чтобы государство стало
на ноги (Светоний: "Веспасиан"; 8--9, 12--16, 21--24). В самом деле, при
Веспасиане в Риме было начато и закончено восстановление Капитолия, храма
Мира, памятников Клавдия, Форума и много другого; начато было строительство
Колизея. По всей Италии были обновлены города, прочно укреплены дороги, а на
Фламиниевой для создания менее крутого перевала срыты горы. Все это было
выполнено в короткий срок и без отягощения земледельцев, что доказывает
скорее его мудрость, чем жадность (Виктор: "О Цезарях"; 9).
Умер он так же просто и спокойно, как жил. В девятое консульство он,
находясь в Кампании, почувствовал легкие приступы лихорадки. Он отправился в
реатинс-кие пом'естья, где обычно проводил лето. Здесь недомогания
усилились. Тем не менее он продолжал, как всегда, заниматься
государственными делами и, лежа в постели, даже принимал послов. Когда ему
стал отказывать желудок, Веспасиан почувствовал приближение смерти и
пошутил: "Увы, кажется, я становлюсь богом". Он попытался встать, говоря,
что император должен умереть стоя, и скончался на руках поддерживающих его
(Светоний: "Веспасиан"; 25).
ТИТ, Флавий Веспасиан
Римский император из рода Флавиев, правивший в 79--81 гг. Сын
Веспасиана. Род. 30 дек. 39 г. Умер 13 сент. 81 г.
Детство Тита прошло при дворе Клавдия, где он воспитывался вместе с
сыном императора Бри-таником. Он обучался тем же наукам и у тех же учителей
и был таким другом Британика, что, по рассказам, даже питье, от которого
умер Британик, слегка пригубил прежде него и от того долго мучился тяжкой
болезнью. Телесными и душевными достоинствами блистал он еще в отрочестве, а
потом, с летами, все больше и больше. Его отличали замечательная красота, в
которой было столько же достоинства, сколько приятности; отменная сила,
которой не мешали ни маленький рост, ни слегка выдающийся живот;
исключительная память и, наконец, способности едва ли не ко всем военным и
мирным искусствам. Конем и оружием он владел отлично; произносил речи и
сочинял стихи по-латыни и по-гречески с охотою и легкостью, даже без
подготовки; был знаком с музыкой настолько, что пел и играл на кифаре
искусно и красиво Многие сообщают, что даже писать скорописью умел он так
проворно, что для шутки и потехи состязался со своими писцами, а любому
почерку подражал так ловко, что часто восклицал: "Какой бы вышел из меня
подделыватель завещаний!"
Службу он начал войсковым трибуном в Германии и в Британии, прославив
себя великой доблестью. После военной службы он стал выступать в суде,
больше для доброй славы, чем для практики. В это же время он женился на
Арре-цине Тертулле, а после ее смерти -- на Марции Фурнилле из знатного
рода, с которой развелся после рождения дочери. За должностью квестора он
получил начальство над легионом и в 66 г. отправился вместе с отцом в Иудею.
Он покорил здесь две сильнейшие крепости -- Тарихею и Гамалу. В одной
схватке под ним была убита лошадь -- тогда он пересел на другую, чей всадник
погиб, сражаясь рядом с ним.
Когда вскоре к власти пришел Гальба, Тит был отправлен к нему с
поздравлениями и повсюду привлекал к себе внимание: думали, что Гальба
вызвал его, чтобы усыновить. Но при вести о новом перевороте, совершенном
Отоном, он вернулся с дороги. Уезжая в 69 г. в Египет, Веспасиан оставил
Тита с войском в Иудее, поручив ему самое трудное дело -- штурм Иерусалима
(Светоний: "Тит"; 1--5).
Иерусалим представлял собой первоклассную крепость. Построенный на
четырех обрывистых холмах, он был окружен тройной стеной. Внутри
располагались дворец Ирода, крепость Антония и Храм, имевшие собственные
мощные укрепления, не уступающие городским. С огромным трудом римляне
подвели валы к наружной стене и разбили ее таранами. Но чем дальше
продвигались они внутрь города, тем отчаяннее сопротивлялись осажденные. Ни
одна из форм борьбы не осталась неиспробованной. Сражение не прекращалось ни
днем ни ночью. Римлянам было бы нелегко выдержать такое напряжение, но Тит
постоянно вдохновлял и подбадривал их. Он разрабатывал планы, руководил
работами, отражал вылазки иудеев, сам сражался в передних рядах и снискал
великое уважение и любовь своих солдат. Подчиняясь его воле, все войско
сражалось как один человек. Разрушив вторую стену через пять дней после
первой, римляне ворвались в город, но вскоре были окружены со всех сторон
иудеями. Легионеры дрогнули и стали отступать. Сам Тит в этом бою отходил в
последних рядах, разя из лука нападавших и прикрывая отход. Через три дня он
повторил атаку, приказав снести предварительно большой кусок стены, и на
этот раз добился успеха. Оставшуюся еще не-взятой верхнюю часть города он
велел обнести стеной, чтобы пресечь всякий подвоз продовольствия. Когда это
было сделано, иудеи стали испытывать страшные лишения. Голод свирепствовал,
выкашивая целые семьи. Огромное количество трупов валялось на улицах
непогребенными, отчего над городом стоял тяжелый смрад (Флавий:. "Иудейская
война"; 5; 4--13). Тит же решил сосредоточить свои усилия на взятии Храма,
так как, овладев этой господствовавшей над Иерусалимом крепостью, он получал
ключ ко всему городу. После того как часть стены Антония рухнула вследствие
подкопа, римляне смелым штурмом взяли и разрушили эту крепость. Таким
образом они приблизились непосредственно к укреплениям самого Храма. После
этого война стала еще ожесточеннее: иудеи заманили ложным отступлением
большой отряд римлян на галереи Храма, а затем зажгли их и уничтожили таким
образом большое количество нападавших. Но этим они только подсказали
римлянам средство к успеху. Так как мощные камни, из которых были сложены
стены Храма, не поддавались даже таранам, Тит велел поджечь ворота. Огонь
неожиданно перекинулся на галереи, и вскоре весь Храм оказался объятым
пламенем. Римляне, ворвавшиеся вслед за огнем, предали всех защитников
поголовному истреблению. Солдаты захватили столько сокровищ, что в Сирии
цена золота упала в два раза. После разрушения Храма, Верхний город не мог
уже оказать серьезного сопротивления. Через короткое время он тоже был
захвачен (Флавий"Иудейская война"; 6). Поверженный Иерусалим, бывший до
войны одним из богатейших и красивейших городов Азии, Тит приказал сравнять
с землей, оставив только три башни, возвышавшиеся над местностью, чтобы
использовать их как укрепление для римского лагеря.
Из Иудеи он отправился в Бе-рит, затем объехал все сирийские города, и
всюду, куда приезжал, устраивал великолепные зрелища. Тысячи пленных иудеев
были в эти дни по его приказу растерзаны на аренах дикими зверями. Только в
одной Кесарии во время праздника их было перебито больше двух тысяч. Затем
он отправился в Александрию, а оттуда отплыл в Италию (Флавий: "Иудейская
война"; 7; I, 3, 5).
С этих пор Тит бессменно был соучастником и даже блюстителем власти.
Вместе с отцом он справлял триумф, вместе был цензором, делил с ним и
трибунскую власть и семикратное консульство; он принял на себя заботу почти
о всех ведомствах и от имени отца сам диктовал письма, издавал эдикты,
зачитывал вместо квестора речи в сенате. Он даже принял начальство над
преторианцами, хотя до этого оно поручалось только всадникам Однако в этой
должности повел он себя не в меру сурово и круто. Он посылал в лагеря и
театры своих людей, которые, словно от имени всех, требовали наказания
подозрительных ему лиц, и тотчас с ними расправлялся. Среди них был консуляр
Авл Цецина: его он сперва пригласил к обеду, а потом приказал умертвить,
едва тот вышел из столовой. Правда, тут опасность была слишком близка: Тит
уже перехватил собственноручно составленную Цециной речь к солдатам. Всеми
этими мерами он обезопасил себя на будущее, но прежде возбудил такую
ненависть, что вряд ли кто приходил к власти с такой дурной славой и с таким
всеобщим недоброжелательством.
Не только жестокость подозревали в нем, но и распущенность -- из-за его
попоек до поздней ночи с самыми беспутными друзьями; и сладострастие --
из-за множества его мальчиков и евнухов и из-за пресловутой любви его к
иудейской царице Беренике, на которой, говорят, он даже обещал жениться,
находясь в Иудее, и которая в 75 г. переехала в Рим; и алчность -- так как
известно было, что в судебных делах, разбиравшихся отцом, он торговал своим
заступничеством и брал взятки. Поэтому все видели в нем второго Нерона и
говорили об этом во всеуслышанье.
Однако такая слава послужила ему только на пользу: она обернулась
высочайшей хвалой, после того как в 79 г. он стал императором, и ни единого
порока в нем не нашлось. Пир.ы его были веселыми, но не расточительными.
Друзей он выбирал так, что и последующие правители в своих государственных
делах не могли обходиться без них и всегда к ним обращались. Беренику он
тотчас выслал из Рима, против ее и против своего желания. Самых изысканных
своих любимчиков он не только перестал жаловать, но даже не желал на них
смотреть, когда они выступали на всенародных зрелищах. Ничего и ни у кого он
не отнял, а щедростью не уступал никому из своих предшественников. Все
пожалования, сделанные его предшественниками, он подтвердил особым эдиктом.
От природы он отличался редкостной добротой, и непременным правилом его было
никакого просителя не отпускать, не обнадежив; когда домашние упрекали его,
что он обещает больше, чем может выполнить, он отвечал: "Никто не должен
уходить печальным после разговора с императором". А когда однажды за обедом
он вспомнил, что за целый день никому не сделал хорошего, то произнес свои
знаменитые слова, памятные и достохвальные: "Друзья мои, я потерял день!" К
простому народу он всегда был особенно внимателен. А так как на время его
короткого правления
выпали и извержение Везувия, и моровое поветрие необычайной силы, и
разрушительный пожар в столице, он имел много случаев показать свою
щедрость. После пожара он возместил погорельцам все их убытки. А всем
пострадавшим в этих несчастьях он помогал и деньгами и утешениями, так что
бедствия эти имели гораздо меньшие последствия, чем можно было ожидать. К
врагам своим он проявил теперь столько же снисходительности, сколько прежде
проявлял суровости (Све-тоний: "Тит"; 6--9). Когда однажды против него
составили заговор два представителя высшего сословия, причем признавшиеся в
задуманном преступлении, он, прежде всего, обратился к ним с увещанием,
потом повел их на зрелище и приказал сесть по обе стороны от себя; попросив
у одного из гладиаторов меч, как бы для проверки его остроты, он дал его в
руки и тому и другому, а затем сказал им: "Видите ли вы теперь, что власть
дается от судьбы, и тщетны бывают попытки совершить преступление в надежде
захватить ее или из страха ее потерять" (Виктор: "О жизни и нравах римских
императоров"; 10). Смерть застала Тита внезапно среди всех этих забот
Отпраздновав окончание строительства Колизея, он отправился в свое сабинское
имение. На первой же стоянки он почувствовал горячку. Дальше его несли в
носилках. Скончался он на той же вилле, что и его отец, на сорок втором году
жизни, спустя два года после того, как наследовал отцу. Когда об этом стало
известно, весь народ плакал о нем, как ородном (Светопий: "Тит"; 10--11).
ДОМИЦИАН, Тит Флавий
Римский император из рода Флавиев, правивший в 81--96 гг. Сын
Веспасиана. Род. 24 окт. 51 г. Умер 18 сент. 96 г.
Детство и раннюю молодость Домициан провел в нищете и пороке: в доме их
не было ни одного серебряного сосуда, а бывший претор Клодий Поллион хранил
и изредка показывал собственноручную записку Домициана, где тот обещал
провести с ним ночь. Некоторые утверждали, что его любовником был и Нерва,
будущий его преемник.
Незадолго до падения Вителлия в декабре 69 г. Домициан вместе со своим
дядей Сабином и отрядом верных ему войск укрылся на Капитолии (Светоний:
"Домициан"; 1), Когда вителлианцы ворвались на холм, он спрятался у сторожа
храма. Вскоре один из вольноотпущенников сумел ловко вывести его оттуда:
закутавшись в полотняный плащ, Домициан смешался с толпой жрецов и, никем не
узнанный, добрался до Велабра, где его приютил клиент отца Корнелий Прим
(Тацит: "История"; 3; 74). Только после победы он вышел к людям и был
провозглашен Цезарем. Он принял должность городского претора с консульской
властью и поселился во дворце, однако не спешил взять на себя заботы,
сопряженные с этим званием, и походил на сына принцепса лишь своими
постыдными и развратными похождениями (Тацит: "История"; 4; 2). У многих он
отбивал жен, а на Домиции Ле-пиде женился в 70 г., хоть та и была уже
замужем. За один день он раздал 20 должностей, так что Веспа-сиан даже
говаривал, что удивительно, как это сын и ему не приискал преемника.
За все это он получил выговор и совет, получше помнить о своем возрасте
и положении. Когда в Рим вернулись Веспасиан и Тит, Домициан притворился
человеком скромным и необыкновенно полюбил поэзию, которой до того совсем не
занимался, а после с презрением забросил. После смерти отца в 79 г. он долго
колебался, не подкупить ли ему войско, и все время правления брата строил
против него козни явно и тайно. Во время тяжелой болезни Тита в 81 г., он
велел всем покинуть его, а когда тот умер, не оказал ему никаких почестей,
кроме обожествления, и часто задевал его в своих речах и эдиктах.
В первое время своего правления Домициан каждый день запирался один на
несколько часов, как бы для дел, но занимался тем, что ловил мух и протыкал
их острым грифелем. Но все же правление его не было лишено некоторого
блеска, особенно в первые годы. Он устраивал многочисленные и разнообразные
зрелища, раздавал деньги и устраивал пиры для народа. Множество великолепных
построек он восстановил после пожара 80 г., в том числе и Капитолий,
сгоревший во второй раз. Другие памятники были выстроены им и по
собственному почину (Светоний: "Домициан"; 1--5). В 83 г. Домициан совершил
поход против хат-тов. Хотя решительного сражения не произошло, поход был
успешен: к Риму были присоединены "Деку-матские поля" -- большой клин
германских земель между Рейном и Дунаем (Дион: 67; 7).
В том же году он развелся со своей женой Домицией, изобличив ее в
любовной связи с актером Парисом, но потом вновь взял ее к себе, а Париса
казнил. Вообще, он отличался безмерным сладострастием. Говорили, будто он
сам выщипывает волосы у своих наложниц и возится с самыми непотребными
проститутками. Свою племянницу Юлию, дочь Тита, он обольстил еще при его
жизни и потом любил ее пылко и не таясь, и даже стал виновником ее смерти,
заставив вытравить плод, который она от него понесла.
В начале правления всякое кровопролитие было ему ненавистно. В нем не
было никаких признаков алчности или скупости -- напротив, ему не раз
приходилось проявлять бескорыстие и даже великодушие. Однако этому
милосердию и бескорыстию он оставался верен недолго. При этом жестокость он
обнаружил раньше, чем алчность. В 84 г. он обрушил первые репрессии против
сенаторов и многих отправил на смерть, в том числе нескольких консуляров.
Некоторые были казнены по обвинению в подготовке мятежа, а другие по самым
пустяковым предлогам. С годами его свирепость и коварство все возрастали.
Истощив казну издержками на постройки, зрелища, повышенное жалование
солдатам, он бросился обогащаться любыми средствами, захватывал состояния и
с большой суровостью взыскивал налоги, особенно подать с иудеев. Властолюбие
его также увеличивалось год от года: с 85 г. он принял пожизненное
цензорство, с 86-го ввел обращение "господин и бог" и повелел так называть
его в письменных и устных обращениях; консулом же за свою жизнь он был
семнадцать раз, как никто до него.
Снискав под конец жизни всеобщую ненависть, он погиб от заговора
ближайших друзей и вольноотпущенников, о котором знала и его жена. Убил его
Стефан, управляющий императрицы Доми-циллы. Притворившись, будто у него
болит левая рука, он несколько дней ходил, обматывая ее в шерстяной платок,
а к назначенному сроку спрятал в ней кинжал. Обещав раскрыть заговор, он был
допущен к императору; пока тот в недоумении читал его записку, он нанес ему
удар в пах. Другие участники заговора, ворвавшись в спальню, добили
Домициана семью ударами. Народ остался равнодушен к его смерти, сенат
встретил ее с ликованием, а солдаты с негодованием (Светоний: "Домициан"; 3,
9-14, 17,22,23).
Комментариев нет:
Отправить комментарий